Опомнившись, Светозар побежал к заводу, но напрасно — заводская колонна сама шла ему навстречу.

В первом ряду шагали парторг Данила Ингварович и комсорг Степа. Они несли транспарант «Слава монополии!». Судя по тому, что слово «слава» было написано толстыми желтыми буквами, а «монополии» — длинными и узкими белыми, прежде на транспаранте значилось «Слава КПСС!».

Странно было, что в десяти шагах от парторга с комсоргом несли круглый плакат, на котором все же значилось «Слава КПСС!».

— Сюда, Светозар, сюда! — закричал Степа.

— Сюда ступай! В едином строю! С гегемонами! — заорал и парторг. — Вперед, к светлому будущему!

Из колонны выскочила Любочка. Она была уже не в красной косынке, а в какой-то немыслимой пилотке, синей с золотой кисточкой.

— Что ты, как неродной!

Схватив Светозара за руку, она втащила его в колонну.

Рабочие сразу признали его, хлопали по плечам, выкрикивали слова, исполненные подлинного счастья. Слесарь Галкин улыбался ему во весь рот, Гремислава громко пела «Вперед, заре навстречу!».

Светозар пробился вперед и дернул Степу за рукав.

— Эй! Степан! Портфель-то как?

— Нашелся! — не оборачиваясь, отвечал комсорг, надо полагать, уже бывший. — Я его в «Старой мельнице» под столом оставил! А там заведующий — мой сосед, прямо домой привез.

— Что ж ты, гад, не позвонил?! — бледнея и обливаясь холодным потом, спросил Светозар.

— Это кто — гад?! — выдерживая на физиономии боевой энтузиазм, спросил Степа вполоборота. — Ты думай, что говоришь! Я-то теперь в комитете содействия монополии! А ты — вообще пустое место! Никому теперь твой пиармейкинг не нужен!

— На сборку пойдет, — добавил парторг. — Будет честно вкалывать — примем в коалицию прогрессивных сил содействия! Ура-а! Ребята, орлята — ура монополии!

Все перемешалось в Светозаровой голове.

Они шли мимо закрытых гипермаркетов, мимо многоэтажек, с крыш которых добровольцы весело сбивали неоновую рекламу, мимо прохожих, заполнивших тротуары, и под ногами у них шуршали разнообразные карточки — зеленые, серые, голубые, желтые, бежевые…

Не было только черно-оранжевых, «осиных». Из чего Светозар, будь он способен логически рассуждать, сделал бы вывод: именно они и станут теперь настоящими деньгами. Но он был способен только шагать в колонне, понемногу проникаясь разудалым праздничным оптимизмом.

— Ну и что? — говорил он себе. — Поработаю на сборке, стану мастером, уважаемым человеком… Ну, вырыл сам себе яму… Ну, что же теперь?… Без зарплаты не останусь…

А из окна смотрели на бесконечное шествие серьезные люди в дорогих костюмах.

— Завод этот дурацкий первым делом прикроем, — сказал мужчина с черно-золотым значком на лацкане. — Он сорок две модели пылесосов выпускает — на черта такое разнообразие?

Возразить ему никто не отважился.

?

ЕВГЕНИЙ ГАРКУШЕВ

ЖРЕБИЙ

Подъезжая к дому, я издали заметил блестящий черный «рус-со-балт» представительского класса. Он стоял в тени ореха, рядом с воротами усадьбы. Увидев номера автомобиля, я удивился еще больше. Градоначальник! Не то что он не мог ко мне заехать — но ожидать у ворот, когда любому известно: я полетел в Москву и могу задержаться! Странно… Впрочем, полного конфуза не вышло — городской голова сидел не в машине, а в гостиной, попивая чай, приготовленный Ниной, моей домоправительницей. Рядом с городским головой расположился военный с полковничьими погонами.

— Вот и хозяин! — поднимаясь с кресла, приветствовал меня Игнат Иванович. — Здравствуйте, Никита Васильевич!

— Господин Вяземский любезно согласился проводить меня к вам, господин Волков, — поднялся навстречу мне и полковник. — Губернский военный комиссар Шилов.

— Рад знакомству. Чему обязан? — слегка удивился я.

— Дело в том, что вас, господин Волков, государство намерено призвать в качестве резервиста для прохождения воинской службы, — сразу взял быка за рога Шилов. — Господин градоначальник рекомендовал вас как ценного специалиста — к тому же недавно вы получили ранение. Поэтому вы вправе отказаться от призыва. Но жребий пал на вас.

— Жребий? То есть предполагается мое участие в конкретной операции?

— Именно.

— И какого рода акция планируется? — поинтересовался я. — Жребий жребию рознь, как вы понимаете.

Комиссар кивнул, лицо его исказилось.

— Война. Настоящая война. Большой риск — тем более, силы будут неравны и не в нашу пользу.

— А армия уже не действует? Или участие резервистов обусловлено какими-то особенностями операции? — я начал понимать, о чем речь, но мне, естественно, хотелось знать больше.

— Армия… — зло бросил Шилов. — Армия в другой стороне. Штурмует горные перевалы. Наши стратеги увлеклись наступлением на Тегеран. Баку им показалось мало. В результате силы Объединенного Персидского Государства предприняли контратаку. Захвачена Астрахань, под угрозой Царицын. По Волге поднялась мощная вражеская флотилия… Армейские части, по сценарию, не успевают подойти. Город будут оборонять резервисты. Но, как вы знаете, в тактических конфликтах условия ведения войны особенные — по правилам, мы должны призывать не просто резервистов Царицына, но провести жеребьевку среди жителей Северо-Кавказского военного округа. Жребий, как я уже сказал, пал на вас.

Я вспомнил все, что знал о тактических войнах, которые журналисты называли «государственным бусидо» или, напротив, «антибуси-до». Когда государства Хартии мира подписали соглашение «О минимизации людских потерь и ресурсов», военные конфликты действительно свелись к минимуму. Предъявление ультиматумов, расчет позиций и ударов, кратковременные столкновения небольшими группами войск — для выявления боеготовности армии, проверки нового оружия и техники. Не игра, не война — минимум потерь и договорное решение вопросов. Зачем погибать тысячам, десяткам тысяч людей, если проблемы между государствами можно решить по дуэльному кодексу? Погибающим в боестолкновениях от этого не легче, но их гораздо меньше, чем в обычных военных конфликтах. И мирные жители выведены из-под огня.

А термином «антибусидо» разрешение конфликтов в рамках Хартии именовали потому, что настоящие японские самураи, исповедовавшие принципы бусидо, делали себе харакири, в качестве очищения, смывая кровью позор, в то время как государства, напротив, безропотно отдавали территории, чтобы не пролилась кровь их граждан. Человечно и, вроде бы, в восточном духе — но самурайскому кодексу не слишком соответствует. Те воины не думали о себе, защищая сюзерена. Здесь сюзерен в лице государства заботился о воинах и гражданах.

— Наши стратеги заигрались, — продолжил комиссар. — Поставили на карту слишком много, решили раз и навсегда покончить с проблемами в отношениях с Персидским Государством. А партизанская война? А террор? А выход Тегерана из Хартии, наконец? Сдавая без боя территории, правители вражеской державы рано или поздно задумываются — не ударить ли по-настоящему? Я сам противник этого бусидо… Расхлебывать теперь резервистам.

Сразу после подписания соглашения государствами Хартии — не так давно, каких-то пять лет назад — газеты писали: «Мир вступает в новую эру отношений», «Гражданские не будут гибнуть», «Выборные солдаты положат головы за други своя»… В общем и целом настроение общества можно было охарактеризовать как восторг. Но уже тогда находились люди, которые спрашивали: а не погрязнут ли государства в «тактических войнах»? Играя за дисплеями только «на деньги» или, в случае конфликта между странами, «на территории и ресурсы», можно забыться и проиграть всё. И, если какую-то спорную область действительно стоит отдать, когда тактическая проработка ясно показала, что войска противника займут ее легко, то с полным поражением державы никто не смирится. Война начнется по-настоящему…

— Не знал, что наши войска продвигаются к Тегерану, — заметил я. — Слышал об аннексии Баку и создании независимого дружественного нам государства на территории Азербайджана, но полагал, что это временная мера, и Азербайджан возвратят персам.